Многие люди думают, что понимают суть эффекта Даннинга – Крюгера, прочитав его описание где-нибудь в википедии или на любом другом популярном ресурсе. Однако в силу своего низкого уровня квалификации в области социологии часто оказывается так, что они совершенно недооценивают глубину и разнообразие форм его проявления, причём даже у самих себя. Даже читая про этот эффект они не осознают, как далеки от понимания его реального смысла, испытывая в точности то когнитивное искажение, о котором говорится в описании, которое они читают. В социологии есть вещи, осмысление которых требует понимания того, что осмысляешь. О подобных «замыканиях» я буду говорить довольно часто, поскольку они составляют основу наших научных исследований в «Социальном Лесничестве».
Суть эффекта Даннинга – Крюгера, казалось бы, проста: человек в силу своей низкой квалификации в чём-либо склонен переоценивать своё понимание вещей в этой области и при этом не осознаёт свой низкий уровень квалификации. Выражаясь афоризмами, можно сказать то же самое словами Бертрана Рассела:
Одно из неприятных свойств нашего времени состоит в том, что те, кто испытывает уверенность, глупы, а те, кто обладает хоть каким-то воображением и пониманием, исполнены сомнений и нерешительности.
Истинное знание — в том, чтобы знать пределы своего невежества
Ф. М. Достоевскому приписывают также фразу вроде такой:
Дурак, который понял, что он дурак, уже не дурак.
Подобных фраз много. И вот, прочитав такую, наш читатель уже думает, что раз он понимает заложенный в неё смысл, то он уже точно не дурак, что он обладает знанием и понимание настолько, что к нему подобные фразы применять бессмысленно. Удивительно то, что смысл подобных фраз понимают почти все… и почти все думают, что к ним всё это не относится. И почти ко всем как раз относится.
Наша проблема со стороны выглядит примерно так: человек прочитал что-то про эффект Даннинга – Крюгера, проникся мыслью, согласился с ней, быстро нашёл примеры из своей жизни, как он безуспешно пытался объяснить что-то человеку, который ничего не понимает в некоторой области, но упорно пытается спорить, а может быть и себя вспомнил, как он думал, что в чём-то разбирается, пока на самом деле не начал разбираться. Человек этот думает, что понял суть феномена, научился его распознавать и следить за тем, чтобы самому не оказаться его жертвой… и тут же становится очередным образцом, по которому данный эффект можно изучать. Почему? Потому что в силу своей низкой квалификации в области социологии он не видит, что суть данного метакогнитивного искажения гораздо серьёзнее, чем в этих поверхностных описаниях. Я попробую пояснить это здесь хотя бы кратко на примерах со всё увеличивающейся сложностью обнаружения в них эффекта Даннинга – Крюгера. Чем дальше вы будете читать, тем больше вероятность, что вы ничего не поймёте. Далее пойдут абзацы текста, почти не связанные между собой сюжетом, кроме разве лишь наличия в них всё усложняющегося проявления обсуждаемого когнитивного искажения.
Возьмём для начала простейший пример. Пить и/или курить вредно. Те, кто об этом не знают и делают это – яркие жертвы эффекта Даннинга – Крюгера. Многие из них при этом закусывают выпивку «соусом доктора Фокса», который выражается в советах врачей или якобы научных исследованиях. Они не способны осознать, что пить и курить вредно в силу тех же особенностей интеллекта, которые и являются причиной употребления этих ядов (кто не понял, одна из этих особенностей – тупость). То есть, грубо говоря, ситуация такая: умный человек достаточно умён, чтобы не пить и не курить по собственному выбору, а глупый не достаточно умён, чтобы самостоятельно додуматься не употреблять алкогольный и табачный яд, и не достаточно умён, чтобы поумнеть и бросить данные привычки, если они у него были. Перефразирую Ф. М. Достоевского, упомянутого вначале, – если дурак поймёт, что он дурак – он перестанет делать то, что делает его дураком (в данном примере – пить и/или курить).
Идём дальше. Взять, скажем, начинающего фотографа. Ведь не даром по интернету ходят шутки про таких людей, что, дескать, купил зеркалку и уже считает себя профессиональным фотографом, а если купил скальпель – то уже профессиональный хирург. Ведь и правда, с хорошей профессиональной техникой фотографии и правда будут получаться на твердую «четверку с плюсом», если у человека хотя бы руки растут из плеч, а поскольку большинство не в состоянии отличить искусство от ширпотреба, такие фотографии будут оценены выше, чем они того стоят. Не понимая свою низкую квалифицированность в области фотографии, человек тоже не будет осознавать, что по сути его работы – помойка. В эту же категорию примеров попадают начинающие дизайнеры, программисты, частные строители (шабашники) и т. д.
Горе-строитель, у которого в частном доме рухнул потолок, скажет, что «надо было толще арматуру брать», но не скажет, что не сделал расчёт плиты перекрытия на распределённую и сосредоточенную нагрузку, потому что он в принципе не знал о необходимости таких расчётов, а когда его уволят, или когда горе-заказчик пошлёт его лесом, он не будет понимать за что, так как в принципе не способен осознать узость своего понимания строительной механики. Часто такая ситуация возникает с шабашниками, которые не понимают, почему им не платят за работу то, что они якобы заработали. Им невозможно объяснить, почему тот или иной элемент в строительстве они сделали неправильно, потому что у них на всё один ответ «мы так всю жизнь делали, наши деды так делали, и ничего», а фразу «расчёт балки на прогиб» они никогда и не слышали. Корче говоря, объяснить некомпетентному человеку то, что он некомпетентен, невозможно именно в силу его некомпетентности.
Я нередко наблюдал за попытками так называемых «ферматистов» предъявить своё изящное доказательство Великой Теоремы Ферма. С одной стороны, удивляет их настойчивость пропихнуть полную математическую несуразицу, а, с другой стороны, — их неспособность понять аргументы людей, которые действительно понимают математику. Фанатику-ферматисту невозможно объяснить, в чём ошибка в его доказательстве. Он будет с пеной у рта доказывать, что «научная мафия специально не хочет признавать моё доказательство…», будет обвинять математиков в том, что они сговорились и не пропускают талантливых людей в науку, чтобы не потерять свою работу и т. д. Есть довольно много таких обиженных на науку людей, которым в силу их непонимания математики невозможно объяснить, что их «доказательства» не являются доказательствами Теоремы, однако у них есть сайты, где они говорят, что вот, их обижают, их не признают… аналогично дело обстоит с другими учёными, которых сейчас модно называть «альтами» или «альтернативными учёными». Почти все они не владеют логикой, но не способны понять это, так как не владеют логикой.
Некомпетентный начальник, не понимающий основы управления, скорее всего свалит всё на подчинённых, будто это они не справляются с задачей, в то время как он не понимает (и не может понять в силу узости своих представлений), что именно он неверно наладил схему управления. Возможна и другая ситуация: подчинённые в силу своей некомпетентности в области управления будут думать, что во всём виновато управление, не понимая, что это они такие бездарные, что завалили проект. Вообще просто понаблюдайте за людьми, они часто ищут оправдания своих неудач на стороне, а заслуги объясняют именно своими личными качествами.
Читать еще: Славная осень морозные ночи. Славная осень
Здесь, кстати тоже есть интересная особенность нашего общества, попадающая в нашу тему: многие думают, что во всём виновата власть, с другой стороны считают себя достаточно компетентными, чтобы её выбирать и вообще разговаривать о политике, вести кухонные разговоры на политические темы и говорить в духе «надо было этому Путинку так сделать:…» Осознать свою некомпетентность в политической сфере эти люди не могут сами знаете почему.
По данной теме можно вообще привести множество примеров, где описываемый эффект работает в полной мере: от фанатичного увлечения футболом до коллекционирования каких-нибудь монеток, от увлечения компьютерными играми до попыток строить карьерную лестницу в официальной науке (это не все поймут, но когда-нибудь я поясню). Все люди, страдающие подобной ерундой, не способны в силу своей некомпетентности в вопросах нашего жизнеустройства осознать, что занимаются ерундой. Осознание смысла своей жизни и необходимости действовать в соответствии с этим смыслом для них является пустым звуком, потому что уровня их понимания хватает только на ерунду.
Есть такая популярная шутка про марксистов. Марксистов не существует. Человек, который понимает марксизм, никогда марксистом не будет, а тот, который не понимает, марксистом не является. Эта шутка содержит в себе обсуждаемый нами эффект, но она очень не понравится «марксистам»… они её не поймут… сами знаете почему.
Гораздо более сложным является непонимание последствий своих решений в жизни. Есть такое наблюдение, что люди не понимают причины происходящего с ними. Например, человек живёт в плохих условиях, постоянно должен торчать на работе ради каких-то копеек, постоянно что-то в его жизни не ладится. Он не может осознать, в чём именно причина, но часто находит «простые объяснения» тем последствиям, которые всю жизнь и разгребает, которые по сути являются всего лишь оправданиями. Скажем, женщина может найти простое объяснение того, почему она до сих пор «сильная и независимая» в фразе «все мужики козлы», одновременно с этим мужчины могут найти такое же объяснение своих неудач в другой не менее известной фразе. Вообще, любящие поплакать о своей судьбе люди – это все те, кто полностью находится под властью эффекта Даннинга – Крюгера. Осознать причину своих неудач они не могут именно потому, что причина эта – та же самая причина, которая привела их к этим неудачам, то есть неспособность мыслить и принимать правильные решения. Если бы они действительно понимали свою жизнь, не было бы и неудач, не было бы и необходимости плакать. Когда у человека что-то не ладится в жизни, далеко не всегда он способен отыскать длинную-предлинную цепочку причинно-следственных связей, которая, возможно, тянется на многие годы, и отыскать её начало. Почему? Потому что он, в силу узости своих представлений об этом мире, не знает (а если ему сказать, то не поверит), что подобные цепочки действительно существуют и их действительно нужно уметь раскручивать. Они не могут осознать, что каждое действие в этом мире имеет последствия. Причём нередко причина от следствия может отстоять на многие годы и даже десятилетие. Однако это уже сложная тема, она явно требует отдельного разговора.
Ну и последний пример на сегодня (но не последний по своей сложности) – есть люди, которые реально думают, что понимают эффекта Даннинга – Крюгера. Так вот… они его не понимают! Подумайте сами, почему. В качестве подсказки задайте себе вопрос: вот вы прочитали эту статью, и что? Вы думаете, что поняли её смысл? 🙂
Несмотря на вышесказанное, всегда есть способ «проломить» замкнутый круг, образованных эффектом Даннинга – Крюгера. То есть с одной стороны дурак не может стать умным именно потому что дурак, но, с другой стороны, люди умнеют. Из любого замкнутого социологического круга есть выход, то есть можно научиться понимать то, что для своего понимания требует это же самое понимать изначально. «Замыкания» всегда имеют точку входа и выхода. Но как же их отыскать?
Аристотель — Метафизика
Противоположные же друг другу вещи различаются между собой, и противоположность есть некоторого рода различие. Что мы здесь исходим из правильного предположения, это ясно из наведения. Ведь все противоположные друг другу вещи очевидным образом различаются между собой; они не только разные вещи, но одни разные по роду, а другие попарно находятся в одной и той же категории, так что принадлежат к одному и тому же роду, т. е. тождественны друг другу по роду. А какие вещи по роду тождественны или раз-личны — это было указано в другом месте 7
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Так как различающиеся между собой вещи могут различаться в большей и в меньшей степени, то имеется и некоторое наибольшее различие, и его я называю противоположностью. Что она есть наибольшее различие — это ясно из наведения. Вещи, различающиеся между собой по роду, не переходят друг в друга, а в большей мере отдалены друг от друга и несопоставимы; а у тех, что различаются по виду, возникновение происходит из противоположностей как крайностей; но расстояние между крайностями — самое большое, а потому и расстояние между противоположностями такое же.
Но право же, наибольшее в каждом роде есть нечто законченное, ибо наибольшее есть то, что не может быть превзойдено, а законченное — то, за пределами чего нельзя найти что-то относящееся к вещи; ведь законченное различие достигло конца (так же как и остальное называется законченным потому, что достигло конца), а за проделами конца нет уже ничего, ибо конец — это крайний предел во всякой вещи и объ-емлет ее, а потому нет ничего за пределами конца, и закопченное не нуждается в чем-либо еще.
Таким образом, из только что сказанного ясно, что противоположность есть законченное различие; а так как о противоположном говорится в различных значениях, то ему каждый раз будет сопутствовать законченность в том же смысле, в каком ему присуще быть противоположным. И если это так, то ясно, что каждая противоположность не может иметь больше одной противоположности: ведь ничего не может быть еще более крайним, чем крайнее, как и не может быть у одного расстояния больше чем две конечные точки; да и вообще если противоположность есть различие, а различие бывает между двумя вещами, то и законченное различие должно быть между двумя.
Равным образом необходимо правильны и другие определения противоположного, а именно: законченное различие есть наибольшее различие, ибо за пределами такого различия ничего нельзя найти у вещей, различающихся по роду или по виду (ведь было показано, что между чем-то и вещами, находящимися вне его рода, нет «различия», а между вещами, принадлежащими к одному роду, законченное различие — наибольшее) ; вещи, больше всего различающиеся внутри одного и того же рода, противоположны (ибо законченное различие — наибольшее между ними); противоположны также вещи, больше всего различающиеся между собой в том, что может быть их носителем (ведь у противоположностей материя одна и та же); наконец, из тех вещей, которые подпадают под одну и ту же способность, больше всего различающиеся между собой противоположны (ведь и паука об одном роде вещей — одна) , и законченное различие между ними — наибольшее.
А первичная противоположность — это обладание и лишенность, но не всякая лишенность (ведь о лишенности говорится в различных смыслах), а законченная. Все же остальные противоположности будут называться так сообразно с этими первичными противоположностями; одни потому, что имеют их, другие потому, что порождают или способны порождать их, третьи потому, что приобретают или утрачивают эти или другие противоположности. Если же виды противолежания — это противоречие, лишенность, противоположность и отношение, я первое из них — противоречие и у противоречия нет ничего промежуточного, тогда как у противоположностей оно возможно, то ясно, что противоречие и противоположность не одно и то же. Что же касается лишенности, то она есть некоторого рода противоречие: ведь обозначают как лишенное то, что чего-то лишено либо вообще, либо в некотором отношении, или то, что вообще не в состоянии обладать чем-то, или то, что, будучи по природе способным иметь его, его не имеет (мы говорим здесь о лишенности уже в различных значениях, как это разобрано у нас в другом месте 1); так что лишенность — это некоторого рода противоречие, иначе говоря, неспособность, точно определенная или взятая вместе с ее носителем. Поэтому у противоречия нет ничего промежуточного, но у лишенности в каких-то случаях оно бывает: все или есть равное, или не есть равное, но не все есть или равное, или неравное, разве только то, что может быть носителем равенства. Так вот, если разного рода возникновение для материи происходит из противоположного и исходным служит либо форма и обладание формой, либо некоторая лишенность формы, или образа, то ясно, что всякое противоположение есть некоторого рода лишенность, но вряд ли всякая лишенность есть противоположение (и это потому, что вещь, лишенная чего-то, может быть лишена его не одинаковым образом): ведь противоположно только то, от чего изменения исходят как от крайнего.
Читать еще: Разница между темой и идеей. Идея художественная
А это очевидно также из наведения. В самом деле, каждое противоположение содержит лишенность одной из противоположностей, но не во всех случаях одинаково: неравенство есть лишенность равенства, несходство — лишенность сходства, а порок — лишенность добродетели. И различие здесь бывает такое, как об этом было сказано раньше 2: в одном случае имеется лишенность, когда нечто вообще лишено чего-то, в другом — когда оно лишено его или в определенное время, или в определенной части (например, в таком-то возрасте, или в главной части), или повсюду. Поэтому в одних случаях бывает нечто промежуточное (и человек, например, может быть не хорошим и не плохим), а в других — нет (необходимо же числу быть либо нечетным, либо четным). Кроме того, одни противоположности имеют определенный носитель, а другие нет. Таким образом, очевидно, что всегда одна из противоположностей подразумевает лишенность другой; нс достаточно, если это верно для первичных противоположностей и их родов, например для единого и многого: ведь все другие противоположности сводятся к ним.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Так как чему-то одному противоположно одно, то возникает вопрос, каким образом противолежат друг другу единое и многое и точно так же равное — большому и малому. Ведь вопросительное «ли — или» мы всегда употребляем при противопоставлении, например: «бело ли это или черно» и «бело ли это или не бело»; но не спрашиваем, человек ли это или белое, разве только при определенном предположении, т. е. так, как мы спрашиваем, например, пришел ли Клеон или Сократ. В этом случае взаимоисключение не обязательно ни в каком роде вещей. Но и здесь способ ставить вопросы заимствован оттуда. Ибо только противолежащее одно другому не может быть присуще одному и тому же в одно и то же время; эта невозможность используется и здесь, когда спрашивают, кто из двоих пришел: если бы они могли прийти вместе, то вопрос был бы смешон; но и этот случай равным образом подпадает под противопоставление — «одно или многое», например пришли ли они оба или один из них.- Если, таким образом, вопросительное «ли — или» всегда касается противолежащего одно другому, а с другой стороны, мы спрашиваем, «больше ли это, или меньше, или равно», то в каком смысле равное противолежит первым двум? Оно ведь не противоположно ни одному лишь из них, ни обоим; в самом деле, почему бы его противополагать большему скорее, нежели меньшему? А кроме того, равное противоположно неравному, так что получится, что оно противоположно больше, нежели одному. Если же неравное означает то же, что большее и меньшее вместе, то равное противолежит им обоим (и это сомнение выгодно тем, кто признает неравное двоицей) 1; по в таком случае получается, что нечто одно противоположно двум, а это невозможно. Кроме того, равное кажется чем-то промежуточным между большим и малым, однако никакое противоположение не кажется чем-то промежуточным и не может им быть, если исходить из определения: ведь как промежуточное оно не было бы законченным противоположением, скорее напротив, оно всегда содержит в себе нечто промежуточное.
Поэтому остается признать, что равное противолежит большому и малому либо как отрицание, либо как лишенность. Но быть отрицанием или лишенностью лишь одного из них оно не может; в самом деле, почему оно должно противополагаться скорее большому, нежели малому? Таким образом, оно отрицание обоих в смысле лишенности, и потому вопросительное «ли — или» относится к обоим, а не к одному из них (например, «больше ли это или равно» или «равно ли это или меньше»), а вопрос здесь всегда касается трех. Но это не необходимая лишенность. Ведь не все, что не больше или не меньше, есть равное, а только то, что по природе может быть большим или меньшим.
Таким образом, равное — это то, что не есть ни большое, ни малое, но что по природе может быть или большим, или малым; и оно противолежит обоим как отрицание в смысле лишенности; поэтому оно и нечто промежуточное между ними. И точно так же то, что не есть ни хорошее, ни плохое, противолежит и тому и другому, но имени не имеет, ибо и о том и о другом говорится в различных значениях, и носитель их — не един; а более едино то, что не бело и не черно. Но и в этом случае не говорится об одном, а имеется так или иначе определенное число цветов, о которых сказывается отрицание в смысле лишенности: они необходимо должны быть или серым, или желтым, или чем-то другим в этом роде. Таким образом, несправедливы нападки тех, кто считает, что это можно одинаково сказать обо всем, так что промежуточным между сандалией и рукой было бы то, что не есть ни сандалия, ни рука, поскольку-де и то, что не хорошо и не плохо, есть нечто промежуточное между хорошим и плохим, как будто для всего чего угодно должно быть нечто промежуточное. А это вовсе не вытекает с необходимостью. Совместное отрицание противолежащих друг другу вещей возможно тогда, когда между ними имеется нечто промежуточное и некоторое естественное расстояние. А между такими вещами, как сандалия и рука, различия в точном смысле 2 нет: ведь у них совместно отрицаемое принадлежит не к одному и тому же роду, так что субстрат здесь не один.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Подобным нее образом можно поставить и вопрос относительно единого и многого. Ведь если многое противолежит единому во всех отношениях, то отсюда вытекает несообразное. А именно, во-первых, единое в таком случае будет малое или малочисленное 1, ибо многое противолежит также и малочисленному. Во-вторых, два будет в таком случае многое, потому что двукратное — это уже многократное, а «двукратное» производно от «двух»; так что единое будет малое: ведь по сравнению с чем же два есть многое, если не по сравнению с единым и малым? Ведь меньше пет уже ни-чего. Далее, если многое и малое принадлежат к множеству так же, как длинное и короткое — к протяжению, и если многое есть также многочисленное, а многочисленное — многое (разве что у легко ограничиваемого непрерывного 2 дело обстоит иначе), то малое будет некоторым множеством. Так что единое будет некоторым множеством, если оно малое; а это необходимо, если два есть многое. Но, хотя о многочисленном можно, пожалуй, в каком-то смысле говорить как о «многом», все же оно будет чем-то отличаться от него; например, о воде говорят, что ее много, но нельзя сказать, что она многочисленна. Однако о делимом на части можно говорить как о многочисленном: в одном случае — когда имеется множество, содержащее излишек или вообще, или по сравнению с чем-нибудь (и подобным же образом малое есть некое множество, у которого есть недостаток чего-то), а в другом случае — когда о нем говорится как о числе, и только и этом случае оно противолежит единому. Действительно, мы говорим «единое или многое» так же, как если бы кто сказал «единое и единые» или «белое и белые» и тем самым сопоставил измеренное или измеряемое с мерой. И в этом же смысле говорят о многократным, а именно: каждое число есть многое, потому что содержит единицы и может быть измерено единицей, а также поскольку оно противолежит единому, а не малому. В этом смысле и два есть многое, но не как множество, содержащее избыток либо по сравнению с чем-нибудь, либо вообще, а как первое множество. Вообще говоря, два есть малочисленное, ибо два — первое множество, у которого есть недостаток чего-то (поэтому и Анаксагор неправильно выразился, сказав, что «все вещи были вместе, беспредельные и по множеству, и по малости»; ему надо было сказать вместо «по малости» — «по малочисленности»; а по малочисленности они не беспредельны); дело в том, что не «одно» образует малое, как это утверждают некоторые, а его образует «два».
Читать еще: Пословица на каждого хитреца найдется.
8 причин, почему привычные нам вещи выглядят именно так, а не иначе
Согласно исследованию Пола Харриса, психолога Гарвардского университета, в период от 2 до 5 лет дети задают около 40 тыс. вопросов. Потом мы взрослеем и уже не задумываемся о том, почему небо голубое, а молоко белое.
AdMe.ru нашел объяснение тому, почему знакомые нам вещи выглядят привычным для нас образом. А еще выяснил, как возникли некоторые устойчивые выражения и явления, — читайте об этом в бонусе.
1. Как появились брюки клеш
Брюки клеш были впервые упомянуты в 1813 году как часть униформы моряков. Исследователи говорят о том, что этот крой имел практическую необходимость. Такие брюки легко закатать, что удобно во время уборки корабля или мытья палубы. Кроме того, когда шлюпка подплывала к берегу, можно было выйти, не замочив штанин.
Моряки всегда подвергались риску упасть в воду, и модель брюк клеш позволяла быстро освободиться от них и выплыть. При этом можно было даже не снимать ботинки.
Со временем потребность флота в такой униформе отпала, и брюки клеш стали предметом повседневного гардероба, который то становится популярным трендом, то снова выходит из моды.
2. Почему в Лондоне красные телефонные будки
Первые телефонные будки в Лондоне появились в 1920 году. Они изготавливались из бетона, цвет корпуса был кремовым, а красной — только коробка двери с прозрачным стеклом.
В 1924 году объявили конкурс на новый дизайн будок, в котором победил Джайлс Гилберт Скотт. Но в его проект внесли коррективы: кабинки сделали из чугуна, а не из стали, цвет же заменили с серого на красный, чтобы люди могли легко заметить будку на улице.
В дальнейшем это стало особенно полезным из-за лондонских туманов (в том числе смогов от промышленных предприятий). Так, из-за Великого смога в 1952 году были отменены концерты и показ кинофильмов, потому что зрители иногда не видели сцену или экран из-за плотной завесы. В условиях такой видимости красный цвет будок стал очень актуален, так как они были заметны в тумане.
3. Почему дверные ручки в общественных местах делают из латуни
Многие знают об очищающей способности серебра и о том, что его используют для обеззараживания воды, но не все задумывались о причинах этого свойства.
Дело в том, что ионы некоторых металлов (не только серебра, но и ртути, цинка, меди, свинца, золота и других) обладают олигодинамическим эффектом: они воздействуют на плесень, грибы, вирусы и другие микроорганизмы. Поэтому дверные ручки из латуни (сплава меди и цинка) даже в общественных местах с высокой проходимостью и концентрацией бактерий довольно быстро самоочищаются.
4. Почему тельняшки у моряков полосатые
Изначально ношение полосатой одежды для матросов считалось неприемлемым. Такие костюмы носили маргинальные слои общества: заключенные, больные, скоморохи и жрицы любви.
Впервые использование тельняшки на флоте легализовал Наполеон III в 1858 году. Предполагается, что полоски делали матроса хорошо заметным на фоне парусов и облегчали поиск человека, если он упал за борт. Неслучайно первые купальные костюмы тоже были в полоску.
5. Почему футбольные арбитры используют красные и желтые карточки
В 1966 году на матче между Аргентиной и Англией из-за языкового барьера аргентинский футболист Антонио Раттин не понял (или не захотел понимать) слова судьи Рудольфа Крайтляна (немца по национальности). После удаления игрок оставался на поле в течение 9 минут. Завязалась потасовка, и английские спортсмены тоже не уловили предупреждения в свой адрес, как и зрители, недоумевавшие по поводу того, что происходит.
После этого случая начальник судейского корпуса чемпионата мира Кен Астон сделал систему наказаний более наглядной и понятной. Он предложил использовать красную и желтую карточки, опираясь на цвета светофора.
6. Как появился карман на рукаве куртки-бомбера
В 1955 году была выпущена куртка МА-1, предшественница современных курток-бомберов. Ее носили летчики тяжелых бомбардировщиков.
Дизайнеры снабдили куртку «сервисным» карманом на рукаве, который пилотам пришелся по вкусу. В него удобно было положить что-то мелкое, например ключи или пачку сигарет (поэтому карман также имел название «сигаретный»).
7. Зачем на тренче нужны погоны и накладка на плече
Тренчкот появился в 1901 году как более легкая альтернатива тяжелым солдатским шинелям. Поэтому некоторые его детали, которые, как может показаться, сделаны для красоты, имели практическое значение.
Так, в задачу отлетной кокетки на груди входило смягчать удар от приклада, а также защищать плечо солдата от натирания ремнем винтовки.
В тренчкотах и пальто современного дизайна зачастую есть погоны. Изначальная их функция — удерживать от сползания ремень патронной сумки, лямку ранца и предотвращать появление на одежде потертостей от ружья. Так как ружье носили на одном плече, погон в этом случае был только один.
8. Зачем нужны дырочки в мужских туфлях
Брогировать обувь первыми начали скотоводы Ирландии и Шотландии в XVII веке. Они занимались хозяйством в болотистой местности, и чтобы броги быстрее высыхали и проветривались, в них делали отверстия.
Со временем дырочки в ботинках стали декоративными, а обувь с перфорацией завоевала популярность у аристократов. При этом долгое время ее носили только в загородной местности и считали неформальной. В моду броги вошли благодаря королю Эдуарду VII. Он начал надевать их во время игры в гольф, а затем и в городе. Другие модники стали ему подражать, и бывшие ботинки для скотоводов надолго вошли в гардероб элегантных мужчин.
Бонус
Почему мы говорим «запасный» выход, а не «запасной»
Существует легенда о том, что венгерские производители автобусов Ikarus неправильно написали слово «запасной». Ошибку никто не заметил, и ее скопировали советские предприятия. Однако эта легенда никак не подтверждена.
Сегодня прилагательное «запасный» имеет ограниченную сочетаемость и употребляется только с существительными «путь», «полк», «выход» и некоторыми другими. В остальных случаях оно считается устаревшим.
Почему мужчины не застегивают нижнюю пуговицу пиджака
Пиджак прямого покроя появился во II половине XIX века. А в конце XIX века мужчины начали носить неформальные костюмы, в которых они занимались спортом, в том числе верховой ездой, и надевали их в загородной местности и на побережье. Для удобства и свободы движений мужчины расстегивали нижнюю пуговицу.
Также говорят о том, что эта традиция появилась благодаря британскому королю Эдуарду VII. Он был известным законодателем стиля и кроме расстегнутой пуговицы ввел в мужскую моду твидовые шляпы вместо цилиндров, стрелки на брюках, черные галстуки вместо белых, броги и другие новшества.
Почему мы называем сериалы «мыльными операми»
Когда появились первые мыльные оперы, люди еще не мечтали о телевизоре в каждом доме, но радио было почти у всех. Поэтому выходили аудиосериалы о любви, преимущественно в дневное время. Домохозяйки охотно их слушали, выполняя бытовые обязанности.
В трансляциях делались рекламные паузы, и так как целевая аудитория была определенной, женщинам предлагали продукцию Procter & Gamble, Colgate-Palmolive и других производителей мыла. В дальнейшем сериалы определенного плана стали ассоциироваться с моющими средствами, и в 1930-х годах в американской прессе придумали термин «мыльная опера». Уже в 1940 году количество аудиосериалов составляло 90 % от общего дневного коммерческого эфира.
Облик каких вещей не дает вам покоя? Пишите нам в комментариях, если хотите, чтобы мы раскопали о них интересные факты и опубликовали продолжение этой статьи.
Источники:
http://pikabu.ru/story/neochevidnaya_storona_yeffekta_danninga__kryugera_4283675
http://ezolib.ru/567.html
http://www.adme.ru/zhizn-nauka/8-veschej-proishozhdenie-kotoryh-udivilo-by-dazhe-znatokov-chto-gde-kogda-2136265/
